Мария Булах: «Эфиопия издавна привлекала к себе внимание»
В 2021 году ИКВИА ВШЭ проводит набор на бакалаврскую программу «Христианский Восток», часть которой посвящена христианству Эфиопии. Об истории изучения Эфиопии, ее культурных связях с сирийцами, коптами и арабами, и актуальных исследованиях в этой области мы поговорили с доцентом ИКВИА ВШЭ Марией Булах.
— Изучение эфиопского христианства — насколько это ново и насколько традиционно?
Эфиопия издавна привлекала к себе внимание именно как христианское государство. Так что эфиопистика как научная дисциплина возникла во многом на почве интереса к христианской культуре этого региона. Не случайно в России первые труды, посвященные Эфиопии, вышли из‑под пера Порфирия Успенского, начальника русской духовной миссии в Иерусалиме, где он много общался с эфиопскими монахами, и главным образом касались устройства Эфиопской церкви и особенностям эфиопского христианства. Продолжал дело Порфирия Успенского выдающийся востоковед и церковный историк Василий Васильевич Болотов, которого также в первую очередь интересовала эфиопская православная церковь. В.В. Болотову посвятил свое исследование по эфиопским агиографическим источникам Борис Александрович Тураев. В современной эфиопистике изучение эфиопского христианства — это лишь одна из множества тем, далеко не самая популярная, хотя интерес к этой стране со стороны широкой публики по‑прежнему, как правило, прежде всего связан с интересом к христианской культуре на африканском континенте.
— Христианство в Эфиопии связано с сирийским и арабским христианством? Осмысляли ли эфиопские христианские мыслители свою традицию как превосходную по отношению к остальному христианскому миру?
Начнем с того, что, согласно Руфину Аквилейскому, святой Фрументий, который в IV веке н.э. обратил в христианство правителя древнего Аксумского царства и стал первым главой Эфиопской церкви, прибыл из Тира, то есть с территории Антиохийского патриархата. Долгое время в эфиопистике бытовало представление о том, что и более широким распространением христианства на Эфиопском нагорье его жители обязаны сирийцам. Предполагалось, что знаменитые девять святых, основавшие монастыри и крестившие местное население в VI веке — это сирийские монахи, бежавшие из Азии после того как там, во исполнение постановлений Халкидонского собора 451 года, начались гонения на монофизитов. В последние десятилетия эта гипотеза подверглась суровой критике, и в настоящее время преобладает мнение, что влияние сирийского языка и сирийской христианской литературы на эфиопское христианство было большей частью опосредованным. Однако не подлежит сомнению, что многие образцы эфиопской христианской литературы восходят к сирийским первоисточниками. И символично, что знаменитый эфиопский город Лалибела, прославленный своими скальными церквями, нередко назывался Роха — по названию Эдессы (которую сами сирийцы называли Орхай, а арабы — ар‑Руха).
В средние века большая часть литературных произведений переводились на староэфиопский именно с арабского языка. Объясняется это тесными связями с Коптской церковью: по‑видимому, с момента своего зарождения и до 1951 года Эфиопская православная церковь подчинялась Александрийскому патриархату. Регулярно в Египет снаряжались пышные посольства с дарами, целью которых было привезти в страну нового митрополита, назначаемого тогда коптским патриархом. Естественно, эти регулярные связи обеспечивали культурный обмен, приток новых произведений христианской литературы, интенсивное общение с коптскими монахами и священниками. Я бы не сказала, что в эфиопском богословии поднималась тема превосходства над другими христианскими учениями. Но, несмотря на уважительное отношение к представителям других конфессий, эфиопское духовенство всегда умело отстаивать положения своей веры и сложившиеся веками местные религиозные обряды.
— Кто и как в мире изучает эфиопское христианство? Какие возможны международные проекты в этой области?
На эту тему ведутся обширные исследования в различных научных центрах Европы, США, Канады и, наконец, России. В первую очередь это исследование письменной христианской традиции. В этой области сделано очень много, но еще больше по сей день остается несделанным. В многочисленных монастырях Эфиопии хранятся рукописи, многие из которых до сих пор остаются неописанными и неоцифрованными, и одному только Богу известно, какие тайны они скрывают. А ведь помимо филологической работы, не менее актуально изучение эфиопской церковной музыки, литургии, и т.д.
— Расскажите, пожалуйста, о Ваших собственных исследованиях последнего времени и планах.
Один из наиболее интересных аспектов письменной христианской культуры Эфиопии — это религиозная поэзия, как на староэфиопском языке, так и на амхарском — языке большей части православного населения Эфиопии. Не так давно мне посчастливилось участвовать — в соавторстве с видным эфиопистом Д.А. Носнициным — в издании интереснейшего образца раннеамхарской религиозной поэзии в жанре, известном под названием «Порицание богатства» (или, более точно, «Проклятие богатству»). Проанализированный нами текст (открытый Д.А. Носнициным в одной из церквей Тиграя на севере Эфиопии) — пространное рифмованное произведение, темой которого является бренность сего мира и неотвратимость наказания за грехи. В нем ярко, ёмко и образно перечисляются мирские блага, которыми дьявол соблазняет слабых духом, а затем рисуется картина суда Божия, на котором станет явной вся бесполезность земных богатств. В наших планах — издание еще нескольких небольших религиозных стихотворений на амхарском языке. Это крайне увлекательная работа, полная неожиданных открытий и позволяющая приоткрыть завесу и над рождением амхарской литературы, и над тем, как в Эфиопии интерпретировались религиозные темы, хорошо известные и в европейской средневековой литературе.
Булах Мария Степановна
Институт классического Востока и античности: Доцент