Публикации
Академическая библиография сирологических и арабо-христианских исследований, вышедших в 2019 г.
Вторая половина XIX в. – 1945 г. время радикальных перемен в япон- ском обществе, эпоха создания общенационального государства и япон- ской империи, основанной на единении всех обитателей Японии. Поли- тические реформы и идеология этого периода достаточно подробно изучены в историографии. Исследований, посвященных тому, как изме- нились сами японцы и их мировосприятие, гораздо меньше. Статья по- священа изучению эмоциональных трансформаций японцев, произо- шедших в этот период. Материалом исследования послужили официальные исторические документы, публицистика, поэзия и проза. Изменения оказались настолько быстрыми, что японская психика не выдерживала, в период Мэйдзи резко увеличилось количество душев- ных заболеваний и самоубийств. Общая экзальтация была характерной чертой эпохи, важнейшие государственные решения принимались под влиянием эмоций. Литература (в особенности новая поэзия синтай иг- рала важную роль в возбуждении народных чувств, в ней открыто транслировалась ксенофобия. Вера в то, что японский дух сильнее ма- терии диктовала безумные с военно-практической точки зрения реше- ния. В 1941 году Япония напала на главную военно-морскую базу США на Тихом океан – Пёрл-Харбор. Решение, которое привело к краху им- перии.
Книга посвящена истории японской поэзии вака (японские песни). Исследование строится вокруг официальных антологий «по императорскому указу», которые собирались с начала X в. до середины XV в. В истории поэзии осталась 21 такая антология. Основными вопросами, которые рассматриваются в исследовании, являются: многообразие форм японских стихотворений, объединенных понятием вака; состав императорских антологий; проведение поэтических мероприятий – собраний и турниров; сочинение стихотворений «на тему»; правила записи стихотворений поэтами на поэтических собраниях; «авторское право» в японской средневековой поэзии, список «слов, имеющих хозяина». О поэзии говорят сами японские поэты, авторы текстов карон («о поэзии»): Ки-но Цураюки, Фудзивара-но Кинто, Минамото-но Тосиёри, Фудзивара-но Киёсукэ, Фудзивара-но Сюндзэй, Камо-но Тёмэй, Фудзивара-но Тэйка, Фудзивара-но Тамэиэ, Сётэцу. В книге даны переводы нескольких поэтических сборников и циклов, не переводившихся ранее на русский язык.
Данная статья посвящена дорожным записям в дневнике «Идзаёи никки» монахини Абуцу (1222?–1283), в которых отразилась целая литературная эпоха. Абуцу описывает свое путешествие в темных тонах, лейтмотивом являются моросящий дождь, дорожное платье, не просыхающее от слез, и нескончаемый страх за будущее поэзии, за жизнь детей и свою собственную. С помощью дневника Абуцу заявляет о своей готовности стать адептом поэтической традиции дома Микохидари после смерти своего мужа, знаменитого поэта Фудзивара-но Тамэиэ, и передать это знание их сыну Тамэсукэ. Дорожные записи – центральная часть дневника, небольшая по объему, но вмещающая в себя впечатляющее количество цитат и аллюзий на самые значимые произведения предшественников. Дневник написан в парадигме жанра путевых дневников, сформировавшемся ко второй половине эпохи Камакура, и по композиции схож с написанными в том же XIII в. дневниками «Кайдо:ки» и «То:кан кико:». В статье также приводится комментированный перевод дорожных записей на русском языке.
Статья знакомит с творчеством самого известного за пределами Японии японского каллиграфа
Иноуэ Юити. Автор предлагает рассматривать феномен «YU-ICHI» как «включенное аутсайдер- ство», под которым возможно понимать, с одной стороны, биографию сознательного «исклю- чения», бунта против традиции, отказа от «официозных» форм бытования SHO, с другойb— по- смертное переприсвоение его наследия в современных типах репрезентации. Та «революция
письма», которую совершил Юити, впоследствии приобрела комично-драматичную форму
«традиционного эпигонства». Автор приходит к выводу о принципиальной невоспроизводи- мости «YU-ICHI» и характера его высказывания.
В статье прослеживается история бытования одного из сюжетов китайских исторических анекдотов в текстах, созданных в Японии в XII-XIII вв. на японском языке. История о том, как Ван Цзыю в снежную лунную ночь отправился к своему другу Дай Аньдао, однако вернулся, не повидав его, известна по нескольким китайским источникам, в том числе по книге V в. «Ши шо синь юй» и по составленной в VII в. династийной истории «Цзинь шу». Популярность данного сюжета в Японии связана прежде всего с тем, что история была помещена в учебник, использовавшийся для обучения мальчиков чтению на китайском языке, – сборнику биографий китайских исторических деятелей «Мэнцю». В XII-XIII вв. отсылки к данному сюжету обнаруживаются в текстах разных жанров: в поэзии вака, в том числе в стихотворениях наиболее авторитетных поэтов своего времени, таких как Минамото-но Тосиёри, Фудзивара-но Сюндзэй, Фудзивара-но Тэйка, помещенных в значимые поэтические сборники, в том числе в «Хорикава хякусю» и в «Роппякубан утаавасэ»; в текстах, которые условно относятся к жанру сэцува, однако представляют собой особую группу произведений, где история, посвященная Китаю, сопровождается стихотворениями вака («Кара моногатари», «Мо:гю: вака»); в «Мумё: дзо:си» – сочинении, обсуждающем литературу моногатари. В текстах и комментариях к ним создается набор мотивов, отсылающих к данному сюжету, значительно суженный по сравнению с исходной историей. Одинокое созерцание луны становится в японских источниках основным элементом истории.
В книгу вошли переводы нескольких памятников японской словесности IX–XIX вв. Книга снабжена большим количеством иллюстраций, в оформлении использованы элементы, стилизованные под старинную японскую бумагу.
Для всех, кто интересуется историей и культурой Японии.
Сборник «Китайские истории» («Кара моногатари») представляет собой собрание из 27 историй разного объема. Действие всех историй происходит в Китае. Сюжеты находят соответствие в целом ряде китайских источников, среди которых исторические сочинения, танские и сунские новеллы, стихи и поэмы Бо Цзюй-и. Датировка «Кара моногатари» долгое время была предметом дискуссии, окончательно вопрос не решен и сейчас. По версии, считающейся на сегодняшний день наиболее убедительной, написание произведения относится ко второй половине XII в., к концу периода Хэйан, а автором является Фудзивара-но Сигэнори. Текст «Кара моногатари» написан на литературном японском языке и содержит аллюзии не только на китайские источники, но и на японские поэтические и прозаические тексты. История о трагической любви императора Сюань-цзуна и Ян-гуйфэй занимает почти четверть всего текста памятника. Трактовка событий основана на поэме Бо Цзюй-и «Вечная печаль». В данный отрывок текста включены восемь японских стихотворений-вака, которые служат средством для адаптации сюжета к канонам японской литературы. Несмотря на то, что «Кара моногатари» в целом сочинение светское, концовка данной истории является буддийской и не встречается в китайских источниках, что можно объяснить большим влиянием буддизма в Японии, чем в Китае.
Для романа-эпопеи в японском языке существует точное слово: «роман-река». Роман «Столица в огне» и вправду похож на могучую равнинную реку, которая тысячи километров неспешно влечет свои воды к устью. Кага Отохико — мастер, лауреат всех мыслимых и немыслимых премий. Его текст обволакивает читателя, и из этого плена не хочется вырваться. Это роман про войну и мир, про любовную страсть, счастье и его крушение. Это роман про Токио, который в двадцатом веке дважды сгорал дотла и дважды возрождался для новой жизни. Это роман про надежду, которая побеждает смерть.
Книга представляет собой учебное пособие, предназначенное для студентов, обучающихся по программе «Язык и литература Ирана» и уже освоивших основы современного персидского языка. Классический персидский язык представляет собой особый этап в развитии новоперсидского и имеет целый ряд системных отличий от современного языка. Лишь фундаментальное изучение классического персидского в теоретическом и практическом аспектах позволяет специализироваться в области иранской филологии, для которой корпус текстов на классическом персидском является одной из важнейших источниковедческих баз. Между тем, сведения об особенностях классического языка обычно даются списком в приложении к грамматикам современного персидского; специальных учебных изданий, включающих богатый иллюстративный материал, до сих пор нет.
Авторы «Пособия» ставят перед собой задачу научить студентов читать и переводить памятники персидской поэзии и прозы, а также привить им навыки филологического анализа и комментирования текста. Пособие состоит из введения, тридцати трех уроков и приложения. Каждый урок включает основной текст (фрагмент из поэзии или прозы IX ‒ XV вв.), снабженный лексическим комментарием, грамматическую тему, обширно иллюстрированную примерами, одно или два упражнения по грамматике урока и дополнительный текст с некоторыми «подсказками», предназначенный для самостоятельной работы студента. В Приложении даны базовые сведения о метрике и рифме персидской поэзии и приведены парадигмы размеров стихов, входящих в тексты уроков.
В статье предпринята попытка двунаправленного анализа «японского сле- да» в философии Деррида: ее рецепция в Японии, с одной стороны, и те- матизация Японии в ней – с другой. Авторы, в частности, объективируют обстоятельства написания «Письма к японскому другу»: форму, повод, ад- ресацию отправления. Отдельное внимание уделяется переводу «декон- струкции» на японский язык: сопоставляются два варианта перевода, пред- ложенные Юра Кимиёси и Маруяма Кэйдзабуро, а также рассматривается контекст первой (японоязычной) публикации «Письма». В статье представ- лен критический обзор как академической, так и широкой рецепции «фило- софии деконструкции» в Японии. Прослеживается хронология встреч Дер- рида с Японией как «местом мысли и письма»: от «токийской одиссеи» (1984 г.) до полемики с японскими докладчиками на ANY-конференции в Юфуине (1992 г.). На материале текстов «Ulysse gramophone», «Faxitexture» и др. анализируется дерридеанский способ концептуализации японского с опорой на концепты «случайности», «инсулярности», «предъявленности», «происшествия» и «заместимости». Авторы также акцентируют внимание на роли обещания, ответа на зов в интеллектуальной биографии Деррида и предлагают рассматривать имплицитные, но оставшиеся не актуализиро- ванными им перспективы исследования – в частности, обращение к ориен- тальному письму в рамках масштабной дерридеанской концептуализации письма – в качестве своего рода «обещания» и продуктивного направления мысли.
Статья посвящена анализу двух японских текстов, «Дзинкокуки» («Записи о людях и провнициях», XVI в.) и его более поздней переработанной версии, «Син дзинкокуки» («Новые “Записи о людях и провинциях”»), созданной конфуцианским ученым и картографом Сэки Соко в 1701 г. «Син дзинкокуки» считается одним из первых японских атласов, поскольку Сэки не просто отредактировал и расширил оригинальный текст, но также добавил карты к описаниям всех японских провинций. Оба текста расцениваются японскими учеными в качестве важного источника по изучению истории психологии среды, или геопсихологии. Подробный анализ их содержания позволяет получить новую информацию об идеях и концепциях влияния окружающей среды на формирование поведенческих моделей и свойств характера обитателей конкретной местности в Японии XVI – XVIII вв. В начале XX в. отдельные японские мыслители, многие из которых играли ключевые роли в деле знакомства и распространения западных наук в стране, были одержимы идеей определения специфически японского типа мышления и поведения, что не только отличало бы японцев от остального мира, но ставило бы их выше других. Поиски корней «ямато дамасии», «духа Японии» и критериев японской уникальности в отношении японцев к собственной природе, наряду с попыткой сделать некоторые исторические ценности отдельной социальной группы, самураев, ценностями всей нации, оживили интерес к «Дзинкокуки» и «Син дзинкокуки», которые превратились в орудие из арсенала государственной пропаганды. Во второй части статьи проанализированы работы психолога Ватанабэ Тоору, осуществившего первую научную публикацию данных текстов, и чья научная карьера выглядит как один длинный путь к «Записям о людях и провинциях».
Научная часть тома посвящена исследованию такого важнейшего феномена, как культура телесности. В последние годы эта тематика приобрела в гуманитарных науках большую популярность, что в значительной степени обусловлено современными мировоззренческими установками, когда тело осмысляется как принадлежность человека, индивидуальное бытие которого все больше отрывается от бытия коллективного. Японский материал демонстрирует, что это исторически недавнее (послевоенное) явление – ведь раньше японец не распоряжался своим телом, оно находилось в собственности рода, семьи, князя, государства. Такого подробного исследования, посвященного японской телесной культуре, раньше не существовало.
В 1928 году японский театр Кабуки отправился с гастролями в Советский Союз. Пресса внимательно следила за этим событием. Советские и японские периодические издания знакомили читателей с актерским составом, репертуаром, расписанием гастролей, критическими отзывами специалистов, а также впечатлениями актеров от путешествия по СССР. В послевоенные годы участники гастролей с ностальгией вспоминали о поездке. На рубеже XX-XXI вв. советские гастроли Кабуки становятся предметом научных изысканий. В Японии и за ее пределами появляются исследования, рассматривающие историю организации гастролей, особенности рецепции, стратегии освещения в прессе. Несмотря на разнообразие методологических подходов, общим для многих исследований остается убеждение в том, что именно в 1928 году в Советском Союзе состоялись первые зарубежные гастроли традиционного японского театра. Исследователи воспринимают опыт гастролей Кабуки через призму культурного взаимодействия между «Востоком» и «Западом», не отдавая себе отчета в том, что эта дихотомия во многом театрализована. В 1920-х – 1930-х гг. культурно-идеологический конструкт «East meеts West» помогал создавать благоприятный имидж Японии и СССР на международной арене. Приверженность современных ученых тому же дискурсу демонстрируют насколько выводы их обусловлены идеологией, заложенной в первоисточниках, документирующих приезд Кабуки в СССР. Статья раскрывает механизмы, посредством которых современные исследователи реабилитируют традиционную дихотомию «East meеts West», а также указывает на возможные причины, по которым гуманитарные науки сегодня так озабочены установлением новых границ между «культурами» и «нациями».
В конце XIX – начале XX вв. происходит активный поиск национальных особенностей японского народа. В данной статье анализируется сочинение известного литературоведа Хага Яити (1867-1927) «Десять этюдов о национальном характере» (1907). Этот опус являлся в значительно степени полемическим по отношению к сочинению христианина Кисимото Нобута «Пять особенностей японцев» (1902). У этих сочинений наблюдается ряд совпадений (авторы одинаково высоко оценивают чистоплотность японцев, их жизнерадостность и активность, способность адаптировать заимствования, чувство прекрасного, вежливость и этикетность поведения). Однако имеются и радикальные различия. Для Кисимото « японский народ» представлял собой самостоятельную сущность, а Хага рассматривал его не сам по себе, а в его отношении к государству, в качестве его функции. Кисимото говорил про характер японцев в условиях мира, а Хага Яити интерпретировал особенности национального характера прежде всего с точки зрения готовности к войне и смерти за императора и родину. Сочинение Кисимото не пользовалось популярностью и было прочно забыто. Что до интерпретации Хага Яити, то она прочно вошла в пропагандистский арсенал и стала одним из основных источников при написании «Кокутай-но хонги» - основополагающего текста японского тоталитаризма.
Каталог ретроспективы режиссера Юдзо Кавасима
