Сергей Иванов об Античности и Византии
В 2021 году ИКВИА ВШЭ проводит набор на бакалаврскую программу «Античность», значительная часть которой посвящена изучению наследия Византии. О связи антиковедения и византинистики мы поговорили с профессором ИКВИА ВШЭ Сергеем Ивановым.
— Как выглядит Античность, если смотреть на нее глазами византиниста?
Давайте будем говорить о греческой Античности: всё, что знают о ней историки (за исключением археологов), и филологи (за исключением эпиграфистов и папирологов), — они знают благодаря византинистам. Что византийцы выбрали себе для чтения, и чему посчастливилось пережить разгром Константинополя крестоносцами в 1204 году, — то и сохранилось до Нового Времени, то ученые и опубликовали. Вот любили византийцы Еврипида — и у нас есть приличный корпус его трагедий, вот боготворили они Платона — и пожалуйста вам почти полный Платон. А целые жанры античной литературы не вызывали у них интереса — и как результат мы о них вообще ничего не знаем. Другое дело, что ренессансные публикаторы, а вслед за ними многие поколения филологов‑классиков, как раз не признавали за Византией никакой «субъектности» и меньше всего интересовались структурой той линзы, через которую они вынуждены смотреть на Античность. Им жаль, что патриарх Фотий пересказал для них не всю древнегреческую литературу, но вопросом об иерархии его читательских предпочтений ученые занялись сравнительно недавно.
Классическая филология существует две тысячи триста лет, а византинистике всего полтора столетия. Да и сегодня византинистами становятся по второй специализации: кто из «классиков» (как я), кто из искусствоведов, кто из богословов. Разумеется, я тоже смотрю на Античность как на вынутый из потока времени и утвержденный на пьедестале вечный идеал, но одновременно — благодаря моей специальности — и как на составную часть непрерывной человеческой истории, в которой Византия является естественным продолжением Античности, так что границу между ними провести невозможно.
— С какими академическими центрами в мире возможны совместные исследовательские проекты по изучению вопросов, связывающих Византию с Античностью?
Этим занимаются в Оксфорде и Вене, Афинах и Ванкувере, много где. Вообще, я бы сказал, что сегодня, несмотря на общемировой упадок гуманитарных дисциплин, именно византинистика находится на подъёме: скажем, в Принстоне с нуля созданы сразу две профессорские ставки для византинистов, что вообще неслыханная редкость по нынешним временам. И тем не менее. Очень растет интерес к Византии во всей Северной Европе, и тоже почти с нуля. Не говорю уж о традиционных византиноведческих центрах, вроде Кёльна или Парижа. Нынешняя наука не признает национальных границ, и все затеваемые теперь исследовательские проекты носят международный характер.
— Что Вам представляется наиболее актуальным в Вашей собственной исследовательской работе?
В соавторстве с одним ученым из Йейля и одним из Мюнхена я готовлю издание Жития Нифонта Константианского — огромного по объему, интереснейшего текста Х века, совершенно недооцененного мировой наукой. Вот за это я и люблю византинистику: здесь можно найти важный и крупный памятник, на который раньше никто не обращал внимания. В антиковедении такого случиться просто не может. А между тем, Житие Нифонта — это самый первый роман, в котором главный герой изначально представлен как ужасный грешник, а постепенно развивается в праведника — не одномоментно, а шаг за шагом, проходя через цепь мучительных кризисов. Некоторые страницы этого Жития читаются, как Достоевский!
Я вообще очень люблю исследовать жанр агиографии, то есть житийной литературы. Принято думать, что это вместилище сплошных стереотипов и банальностей, а между тем, именно агиография дает нам самые живые и нестандартные сюжетные повороты. Моя особая симпатия — к так называемым «душеполезным историям» — это короткие рассказы, построенные в значительной мере так же, как это делал О’Генри: с неожиданными ударными финалами, разом переворачивающими всю картину. Далеко не всегда можно понять, что же такого душеполезного усматривали в них византийцы — подчас такие истории носят откровенно скабрезный или даже кощунственный характер. Многие из них еще не опубликованы, а некоторые дошли до нас не по‑гречески, а в переводах на латинский, древнеармянский, эфиопский языки. Я люблю отыскивать и публиковать такие истории, сохранившиеся лишь по‑церковнославянски. Вот только что сдал в печать одну такую публикацию: она называется «Ангелы‑потрошители».
Поскольку меня все всегда спрашивают, какую роль сыграла Византия в русской истории, я решил написать на эту тему нечто фундаментальное. Но эта работа еще на начальной стадии.
Институт классического Востока и античности: Профессор