«История и культура Японии»: 20 лет спустя

Первый сборник «История и культура Японии» вышел под эгидой Института востоковедения РАН  в 2001 г., через три года после первой конференции. Все следующие выходили «под шапкой» РГГУ. Сборник, который читатель держит в руках — десятый по счету в серии «Orientalia et Classica», издаваемой Институтом восточных культур и античности. Он выходит в преддверии уже двадцатой конференции. Я не страдаю нумерологической болезнью и отношусь к юбилеям без особого трепета, но этот имеет для меня значение. Я не могу похвастаться организаторскими способностями, а потому достигнутый рубеж вызывает у меня удивление и сильные чувства, побуждает поделиться воспоминаниями и подвести промежуточные итоги.

Мещеряков Александр Николаевич
гл.н.с. ИКВИА ВШЭ

С 1976 по 1979 год я учился в аспирантуре ИВАНа, с 1979 года работал в его Отделе древнего Востока. Штат института был огромным – более 600 человек. В подавляющем большинстве сотрудники занимались современными проблемами, «классиков» насчитывалось много меньше. Среди них встречались разные люди, но по преимуществу они обладали антителами, предохранявшими кожу и мысли от советской инвазии. Даже мимолётное общение с ними прибавляло сил держать границы души на увесистом амбарном замке. Эти достойные уважения люди, как правило, никогда не бывали в стране, которую изучали. В этом отношении они походили на астрономов, которые обречены любить свои звёзды на расстоянии.

Психологический антагонизм между «современщиками» и «классиками» был велик. «Классики» почитали занятия современностью за дешёвую конъюнктуру, «современщики» презирали «классиков» за тупую озабоченность позавчерашним днём и неумение устроиться в жизни. «Современщики» были многочисленнее и сильнее, они проводили конференции, ездили в заграничные командировки, получали премии и подтравливали «классиков», ощущая непохожесть этих людей, которые, заткнув уши, уставились в свои пыльные манускрипты и реагировали смешочками на то, что им передают по телевизору современщики.

Но окончательно задавить фундаментальные исследования всё-таки не удавалось. Как ни странно, «классикам» приходила на помощь марксистско-ленинская броня. Учение о социально-экономических формациях защищало их. Люди, которые были для современщиков непререкаемым авторитетом, т.е. Маркс, Энгельс, Ленин и отчасти Сталин, искренне верили в поступательный ход истории: любое общество обречено пройти через первобытно-общинный строй, рабовладельческую древность, тёмные века феодализма, античеловеческий капитализм – чтобы в конце концов с неизбежностью осчастливиться коммунизмом. Над этой фаталистической схемой прогресса можно было бы и серьёзно поразмышлять, но в нашем обиходе она презрительно именовалась «пятичленкой», лично я называл её «пятихвосткой», имея в виду плеть. В любом случае остаётся фактом, что плеть была занесена не только над нами, но и над «ними» – она не давала одним махом уничтожить науку о прошлом: исторический материализм был обязателен для изучения в любом ВУЗе.

Японистов, которые занимались классикой, было совсем мало и жили они очень разрозненно. Но если у современщиков конференции всё-таки случались, то у классиков не происходило ничего. Вообще-то долгое время я и не стремился выступать на конференциях, воспринимая свои учёные занятия как дело интимное. Но в какой-то момент мне захотелось, чтобы у всех нас появилась возможность делиться своими наработками – мы печатались мало, трудно и долго, специалисты из разных учреждений и городов виделись и общались редко. Я завидовал лингвистам, которые были организованы намного лучше. Когда они проводили свою первую лингвистическую олимпиаду, они обозначили ее как «первую традиционную». Эта оптимистическая решимость одушевляла меня.

Зимой 1986 года я попытался организовать японистический семинар у себя на дому. Интеллигентнейший Женя Маевский нарисовал в качестве символа нашего сборища очаровательную цикаду – по-японски «семинар» (дзэминару) почти омонимичен «поющей цикаде» (сэми нару). Ко мне на Таганку приходили Катя Симонова-Гудзенко, Люся Ермакова, Витя Санович, Женя Штейнер. Мы получили свою порцию удовольствия от общения друг с другом, но советский люд был плохо приспособлен к самоорганизации, идея о наличии в русском народе особо развитого коллективистского начала оказалась мифом, после нескольких докладов семинар благополучно скончался.

Обнаружившуюся во мне тягу к публичности я сумел реализовать только в мае 1998 года, когда организовал конференцию «История и культура Японии». Она проходила в ИВАНе. Выступили 14 человек, слушателей почти не было. Стоял исключительно холодный май, отопление уже отключили, мы сидели в пальто. Время для конференции оказалось выбрано неудачно – институтские преподаватели и студенты были озабочены курсовыми и сессией, можно было рассчитывать только на сотрудников академических учреждений. Так что после того холодного мая пришлось перенести конференцию на сентябрь, но и золотая осень тоже не спасла – ИВАНовских японистов конференция не интересовала, а в учебных институтах все занимались утряской педагогической нагрузки и расписания. И тогда я остановился на феврале: начало второго семестра в институтах обычно проходит спокойно. Благоприятно это время и для преподавателей японских ВУЗов – в феврале у них каникулы. Кроме того, важно и другое обстоятельство. Поскольку февраль – месяц холодный, иногородние и иностранные визитеры меньше склонны покидать натопленное помещение для осмотра столичных достопримечательностей.

К рубежу тысячелетия стало окончательно понятно, что академическая наука погибает. Коридоры ИВАНа представляли собой печальное зрелище: пенсионеры на фоне замызганных стен, каждодневные траурные фотографии в фойе. Я перешел в РГГУ, перенес туда и конференцию – поближе к студентам и жизни.

Поначалу в конференции участвовали почти исключительно специалисты по древности и средневековью, потом от брошенного в трясину древнего камня стали расходиться круги: к нам стали присоединяться люди, которые интересовались и более недавними временами. Многие из первых участников, включая и меня самого, тоже совершили хронологический дрейф в сторону современности. Мне кажется, что это было естественное движение, которое показывает: наши советские занятия древностью были во многом обусловлены нежеланием иметь дело с теми областями японоведения, которые были затемнены влиянием политической конъюнктуры.

С самого начала и вплоть до сегодняшнего дня у конференции не было никакого бюджета, что сильно ограничивало и ограничивает возможность участия в ней для людей, которые живут далеко от Москвы. Но от безденежья вышел и плюс: на конференции собирались только те люди, которым наука по-настоящему интересна. Искренний интерес – серьезная гарантия качества текстов. Сочинителями таких текстов оказывались, как правило, приятные и интересные личности. Таким людям и докладывать приятно, с такими людьми приятно гонять чаи и более основательные напитки. Думаю, что конференция подружила немало людей, и эту ее «сводническую» функцию я считаю очень важной. Разумеется, ничем не подкрепленный энтузиазм  – довольно шаткое основание для долгосрочного проекта, но в данном случае этот интерес пока что окончательно не исчерпал своего потенциала.

Одним из доказательств этого служит история издания наших сборников. Они издаются «от имени» РГГУ, но на самом деле университет участвует в них в минимальной степени – университетское издательство настолько загружено своими делами, что не успевает за год издать книгу. Поэтому опыт печатания сборников в университете вышел неудачен. Так, материалы 11-й конференции (2009 г.) в серии «Orientalia et Classica» под номером XXIX увидели свет только в 2011 году – уже после того, как годом ранее вышел сборник XXXII, собранный после 12-й конференции. Этот сборник издавался уже на добровольные пожертвования. На такие же пожертвования издавались и все последующие сборники. Временами к ним добавлялись средства Японского фонда, который оказался отзывчивее фондов отечественных. Жертвовать умеют только хорошие люди. И это качество не менее ценно, чем научная квалификация.

Финансовая ситуация изменилась только в этом году – данный юбилейный сборник впервые полностью издан на средства спонсоров – Японского фонда и фонда Шодиева, за что я им чрезвычайно признателен.

По моим грубым подсчетам за двадцать лет мы промывали друг другу мозги докладами около 500 часов. Мозги при этом, кажется, не разжижились. Свидетельством тому служит внушительный список опубликованных статей, который помещен в конце сборника. Этот список вселяет в меня умеренный оптимизм. «Умеренный», японистика страдает от тех же бед, что и остальная наука: отсутствие денег, понижение статуса ученого человека, знания вообще. «Оптимизм» – потому что я историк, а историку известна относительность качества времени, в котором ему выпало жить. Было хуже – стало лучше. Было лучше – стало хуже. Ну, и так далее…

В организации конференции принимало участие много бескорыстных людей. Число их велико, не перечислить. Хотелось бы особо поблагодарить тех, кто в разные годы выполнял роль координаторов. Это Е.Б.Сахарова, А.С.Оськина, Ю.А.Худякова. Кроме того, исключительно велика роль Н.Н.Трубниковой и И.А.Оказова, которые все последние годы брали на себя непростой труд по редактуре сборников. Думаю, что никто не будет возражать, если от имени всех заинтересованных лиц поблагодарю и саму страну под названием Япония, которая обогатила наши души, позволила лучше понять мир и себя.

История и культура Японии