• A
  • A
  • A
  • АБВ
  • АБВ
  • АБВ
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Учителю – 70

Подношение Александру Николаевичу Мещерякову
В своей недавно вышедшей монографии «Остаться японцем: Янагита Кунио и его команда…» АН помимо прочего описывает празднование аналогичного юбилея «отца японской этнологии» в 1944 году. Среди подарков юбиляру выделялись трость с набалдашником из буйволиного рога и 300 листов писчей бумаги. Трость, видимо, должна была стать физической опорой для пожилого Янагиты, а вот дефицитная бумага, которой он по‑настоящему обрадовался, не просто позволила ему продолжить заниматься своим любимым делом — сочинением текстов — в более комфортных условиях, но и в каком‑то плане послужила поддержкой для его учеников и последователей, вдохновлявшихся работами учителя и продолжавших его дело. На бумаге сейчас уже почти никто не пишет, а компьютер, использующийся преимущественно как печатная машинка со встроенной функцией отправки и получения корреспонденции, у АН работает исправно, и чтó дарить тому, кто в своих книгах описывает огромное множество разнообразнейших явлений и вещей, но как будто ни в каких вещах не нуждается — большой вопрос. Если не вещи — то слова и дела, и данный радостный повод хочется использовать, чтобы вспомнить о сказанном, написанном и сделанном.
К «сказанному» можно отнести открытые публичные и камерные университетские лекции, поэтические чтения, разговоры в курилках и на кухне, телевизионные выступления и эфиры на радио. Слушать АН всегда чрезвычайно интересно, и не важно, идёт ли речь об узкопрофессиональных вещах, касающихся, например, функционирования японского государства в VIII столетии, или же о делах повседневных, вроде похода в магазин или прогулки с собакой. Острота зрения наблюдателя, живой ум, научный и литературный дар и неизменное желание понять суть даже самых, казалось бы, обычных вещей и увидеть их в новом свете придают рассказам АН удивительную глубину и очарование. За почти 16 лет, прошедших со времени, когда я впервые побывал на лекции учителя, мне не раз доводилось слышать от самых разных людей, что их последовательное увлечение Японией началось после того, как они услышали выступление АН или прочли его работы.
Думаю, не ошибусь, если скажу, что в России нет ни одного профессионального японоведа, который не был бы знаком с научными работами АН, а те, кто не связан с научной деятельностью, но проявляет интерес к истории и культуре этой страны, неизбежно обращаются к его популярным книгам, совмещающим доступный стиль изложения, увлекательность и научный подход. Среди монографий АН, пользующихся неизменным интересом среди читающей публики за пределами научного сообщества, следует отдельно упомянуть «Книгу японских символов» и «Книгу японских обыкновений». Обе работы выдержали несколько переизданий и давно получили статус must-read для всех, кто желает глубже понять японскую культуру.
Той же цели помогает достичь уже массовой интернет‑аудитории курс мини‑лекций «Как понять Японию», подготовленный АН для портала «Арзамас», но, как любит повторять сам их автор, лекции — это приглашение к дальнейшему чтению, и от ангажемента в такой изящной и привлекательной форме невозможно отказаться.
АН доводилось выступать и в маленьких аудиториях, и в больших залах, и среди учеников, и в не самой комфортной для учёного обстановке, но как только он берёт слово, что‑то меняется даже в самой напряженной атмосфере. В связи с этим мне особенно хорошо запомнился эфир одной телепередачи, посвященной трагедии на АЭС Фукусима. Гости студии долго о чём‑то напряженно спорили, срываясь на крики и переходя чуть ли не к личным оскорблениям. В полемическом задоре, наверное, нет ничего дурного, однако пена у рта, с которой иногда пытаются доказывать собственную правоту, делает слова неразборчивыми для слушателя, а яростность аргументов застилает глаза и мешает видеть проблему. АН никогда не говорит нарочито громко, и его манера речи, вдумчивая, с паузами и аккуратно прилаженными словами, не похожа на речь телевизионного диктора, однако его слушают и к нему прислушиваются. В тот вечер, как только микрофон передали АН, шум и крики стихли, а нездоровое напряжение, повисшее в студии, сменилось на более спокойную атмосферу, располагающую не к разговору о «себе» и «своей» правоте, а о сути проблемы, и всё происходящее приобрело какое‑то человеческое измерение.

Думаю, АН так интересно слушать в том числе потому, что сам учитель, несмотря на все прочитанные книги, изученные вопросы, огромный и разноплановый жизненный опыт, не пресытился знаниями, не утратил любопытства, терпения и внимания к деталям, что позволяет ему подмечать недоступное иному взору. Рассказывая истории, АН говорит не о себе, а мире вокруг и удивительных, порой чудаковатых людях, его населяющих, и за его рассказами читается огромное желание поделиться своими наблюдениями. Вкупе с литературным талантом и личным обаянием это делает АН великолепным рассказчиком, замечательным учёным и лучшим учителем, которого только можно пожелать. We teach by our presence, — любит повторять АН, и это можно, наверно, считать его преподавательским девизом, и учит он смотреть не на себя, а вместе с ним на мир вокруг. Даже такая личная книга АН, как «Остаётся добавить», хотя и напоминает по форме автобиографию, но и по ней заметно, что в зеркало смотреться её автору не очень интересно.

«Видеть и быть невидимым — не об этом ли мечтали дальневосточные мудрецы?», — пишет АН во вступлении к «Запискам дачного человека», снижая высокий пафос фразы тем, что помещает наблюдателя в дачное отхожее место. Высокое и низкое, комическое и трагическое, практическое и теоретическое — всему этому есть место в жизни, и всё это одновременно может присутствовать и в научных работах АН, в которых ему удаётся быть «невидимым» лишь отчасти. Наблюдение предполагает наблюдателя, неравнодушие которого не позволяет объектам описания превратиться в засохшие пятна краски на страницах книг, а оживляет их. Для художественной прозы это безусловный плюс, но и для научных и научно‑популярных работ подобный эмоционально заряженный подход доказывает свою состоятельность при соблюдении научных принципов, работе с источниками, тщательной выверке фактов и способности признать право на мнение, отличное от собственного. Такие книги, как «Император Мэйдзи и его Япония», «Быть японцем: история, поэтика и сценография японского тоталитаризма» или «Остаться японцем: Янагита Кунио и его команда», являются, на мой взгляд, примерами научных монографий подобного рода. У АН есть дар впечатляться и сообщать интерес другим, в том числе через научные и научно‑популярные работы, и доказательством тому может служить присуждение ему премии с говорящим названием «Просветитель» за «летопись» истории Японии в период правления императора Мэйдзи.

АН является автором множества монографий, посвященных истории, религии, культуре и литературе Японии. Отдельные работы выдержали уже несколько переизданий. Каждая из них заслуживает детального разбора, но здесь я позволю себе упомянуть лишь несколько. «Древняя Япония: буддизм и синтоизм (проблема синкретизма)» (1987) представляет собой не просто исследование взаимодействия двух религиозных систем, оказавших влияние на формирование древнеяпонского государства, но также подробно анализирует действие механизмов культурной адаптации в японском обществе. «Древняя Япония: культура и текст» (1991, 2006) рассматривает широкий круг источников — от исторических хроник до поэтических антологий — на основании анализа которых выявляются особенности их функционирования в Японии периодов Нара и Хэйан. «Быть японцем: история, поэтика и сценография японского тоталитаризма» (2009, также переведена на вьетнамский язык) анализирует культурные причины и последствия японской милитаризации в первой половине ХХ века. «Стать японцем. Топография тела и его приключения» (2012, 2014) рассматривает телесную культуру Японии и отвечает на вопрос принадлежности тела в различные исторические периоды.
Монография «Terra Nipponica: среда обитания и среда воображения» (2014) последовательно анализирует отношение японцев к собственной природе, размерам территории страны, стихийным бедствиям. Хотя несколько книг, написанных АН за последнее десятилетие, так или иначе анализируют вопрос культурной самоидентификации, сам автор выделяет среди них трилогию, завершающей частью которой стала вышедшая в 2020 году монография «Остаться японцем: Янагита Кунио и его команда. Этнология как форма существования японского народа». Это и научное исследование, построенное на массе источников, и история жизни одного человека с непростым характером, и история страны в ее переломные моменты, но это также и сильное авторское высказывание, особенно ярко выраженное во второй половине книги, где анализируются работы авторов, доказывавших уникальность Японии. «Остаться японцем…» — важная книга, показывающая не фасад японской культуры, и даже то, что за ним скрывается. В книге описаны её творцы и архитекторы, а также проанализированы «чертежи», по которым её возводили.

Присущее АН умение поставить себя на место другого и сделать далёкое близким хорошо заметно в его переводах произведений японской словесности. Благодаря его трудам русскоязычному читателю стали доступны такие ключевые для японской культуры тексты, как «Кодзики» (712 г., считается первым памятником японского языка, переведен совместно с Е.М. Пинус и Л.М. Ермаковой), «Нихон сёки» (720 г., первая японская государственная историческая хроника, переведена совместно с Л.М. Ермаковой), «Нихон рёики» (IX век, первый в истории японской словесности сборник в жанре сэцува), «Дневник» Мурасаки Сикибу, «Записки на досуге» Ёсида Канэёси, «Поучение в радости» Кайбара Экикэн, «Рассказы на ладони» лауреата нобелевской премии по литературе Кавабата Ясунари, и многие другие. Перевод этих памятников и литературных произведений позволил специалистам‑историкам и литературоведам, не владеющим японским языком, расширить область своих научных исследований и включить целый пласт текстов в область межкультурных исследований.

Интересы АН не ограничиваются пределами Страны восходящего солнца, переводов и научных и научно‑популярных монографий. Из‑под его кисти вышло несколько романов («Летопись», «Нездешний человек», «Шунь и Шунечка»), художественная проза, близкая к японскому жанру дзуйхицу («вслед за кистью») и не типичная для современной российской литературы («Записки дачного человека»), автобиографическая книга «Остаётся добавить…», несколько поэтических сборников, и этот список можно расширять и продолжать.

В 2015 году «выдающиеся заслуги А.Н. Мещерякова в исследовании и переводе японской словесности, его вклад в укрепление дружбы и взаимопонимания народов Японии и России» (официальная формулировка) были отмечены почётной грамотой Министерства иностранных дел Японии. В 2017 году АН стал главным героем неигрового фильма «Скорлупа». В прошлом году стало известно о присуждении АН ордена Восходящего солнца, наверное, высшей почести, которую японское государство способно оказать иностранному учёному, и 16 декабря АН этот орден вручили. Посол Японии, г‑н Тоёхиса Кодзуки тогда отметил, что столь высокой награды удостаиваются не единичные достижения — они вручаются по итогам длительной и последовательной работы. На днях у АН вышла совсем не научная книга заметок и наблюдений «Записки предпоследнего возраста (читателям 60+)», само название которой говорит о некоторой сумме предыдущего опыта. 7 февраля 2021 года учителю исполняется 70, и юбилей — это, безусловно, повод подводить итоги — но лишь промежуточные, а возраст если и можно назвать «предпоследним», то лишь в литературных целях. В 21 статье 12 закона древнеяпонского свода «Тайхорё» сказано, что чиновники, достигшие 70‑летнего возраста, имеют право «выпрашивать кости» (骸骨を乞う, гайкоцу-о коу) — подавать прошение об отставке в силу возраста. Думаю, будь АН древнеяпонским чиновником, ни один император подобного заявления от него бы не принял.

07.02.2021



 

Нашли опечатку?
Выделите её, нажмите Ctrl+Enter и отправьте нам уведомление. Спасибо за участие!
Сервис предназначен только для отправки сообщений об орфографических и пунктуационных ошибках.